И капитан дал. Выскочивший из избы комбриг не мог не признать, что залп реактивных минометов выглядит, по меньшей мере, впечатляюще: десятки огненных стрел прочертили ночное небо, их полет сопровождался чудовищным ревом и шипением. Катуков почувствовал, что ему и впрямь хочется броситься на землю, в горящих снарядах, что рвали ночь с выворачивающим душу воем, было что-то по-настоящему жуткое, они казались живыми, и от этого становилось не по себе. Ракеты летели по заметно различающимся траекториям, было очевидно, что применять это оружие можно только по площадям. Через несколько секунд над лощиной загрохотало и в небо ударили столбы огня, казалось, вспыхнула сама земля. Отстрелявшись, капитан извинился, что не может задержаться, моментально свернул батарею и уехал в неизвестном направлении, в лощине тем временем что-то сильно горело и время от времени взрывалось. — Не знаю уж, накрыли они там что или нет, — сказал наконец ошарашенный комиссар, — но даже если нет, думаю, обделались немцы капитально, надо же, какая бандура страшная…
Известие о том, что самоуверенный капитан будет время от времени постреливать по немцам, не могло не радовать, такое оружие наверняка здорово ударит противнику по нервам, если даже не нанесет серьезных потерь…
— В общем, давай, полковник, Ставка на тебя надеется. Начала прибывать 6–я гвардейская дивизия, нам нужно еще хотя бы три дня…
Лелюшенко уехал в девять утра, а буквально через полчаса на КП бригады появился полковник Пияшев. Командир полка НКВД по званию был равен комбригу, но, похоже, его это не смущало. Оказалось, что полк набран в основном из пограничников, и Пияшев предложил использовать особые таланты защитников границы.
— Формируем диверсионные группы и пускаем их в обход населенных пунктов. — Полковник показал на карте, где именно целесообразно пускать диверсантов. — Убиваем сразу двух зайцев: во-первых, ребята проведут глубокую разведку противника, добудут языков, во-вторых, будут действовать немцам на нервы.
— Каким образом? — спросил начштаба Кульвинский.
— Резать их будем. — Полковник с улыбкой провел ребром ладони по горлу, показывая, как его пограничники будут резать фашистов.
— Чем вы там, на границе, занимались? — мрачно спросил Катуков.
— С кем поведешься, — вздохнул полковник — Соседи-то у нас те еще…
Седьмое и восьмое октября прошли спокойно, диверсионные группы Пияшева обнаружили, что противник отошел за Оптуху и перегруппировывает силы. Два дня шли непрерывные дожди, причем восьмого к ним прибавился снег, проселочные дороги развезло так что машины по оси погружались в жидкую грязь. Так или иначе, немцам будет нужно шоссе, но обойти бригаду они попытаются обязательно. Катуков понимал, что распутица не сможет остановить врага, хотя крови ему попортит изрядно. Его люди тоже страдали от холода и сырости, вода собиралась в окопах, невозможно было развести костер, и красноармейцы по очереди ходили в избы, чтобы погреться.
В ночь на девятое октября немного развиднелось, и полковник понял, что утром следует ожидать немецкого наступления. Утром снова ненадолго заморосило, но было ясно, что затишье кончилось. В 9:00 немцы атаковали центральные позиции бригады на высотах восточнее деревни Первый Воин. Началось третье сражение за Мценск. Гитлеровцы продвигались вперед при поддержке артиллерии и пикировщиков, но теперь Катукову было чем ответить, и приданные батареи вступили в артиллерийскую дуэль с немцами. В 10:00 над полем боя появились штурмовики, и Катуков впервые с начала войны увидел, что такое настоящая авиационная поддержка. Немцы выдвигались к месту сражения по шоссе, по обе стороны которого расстилались поля непролазной грязи, не свернуть, не рассредоточиться. Это была идеальная цель, и «илы» буквально повисли над ней. Восьмерка сменяла восьмерку, пусть летчикам не хватало боевого опыта и меткости, они с лихвой возмещали его дерзостью и упорством, снова и снова заходя на дорогу, стреляя по бронетранспортерам, грузовикам, людям. Немецкое продвижение замедлилось, но остановить атаку не удалось.
В районе Шеино немецкое наступление наткнулось на оборону пограничников, поддержанных танковыми засадами, на окраине деревни завязался упорный бой. Бойцы Пияшева огнем противотанковых ружей повредили немецкий легкий танк, после чего немедленно подожгли его бутылками с горючей смесью, еще одну вражескую машину подбили танкисты. То тут, то там пограничники контратаковали, в окопах завязывались жестокие рукопашные схватки, в ход шли ножи и саперные лопатки. Натолкнувшись на упорное сопротивление, немцы отошли, в течение получаса их орудия обстреливали позиции Пияшева, затем гитлеровцы атаковали снова и после короткого боя опять отошли. Через некоторое время вскоре стало ясно, что здесь им пробиться не удастся. К полудню атаки на этом участке прекратились.
— Интересно, они что, думают, здесь вообще никого нет?
Старший лейтенант Бурда внимательно наблюдал за тем, как гитлеровские тягачи, выйдя на относительно сухое место, волокут к деревне пятидесятимиллиметровые пушки. Танки противника отстали, фактически вперед вырвались примерно две роты пехоты и три противотанковых орудия, и сейчас немцы деловито везли пушки к деревне, словно и не ожидали встретить здесь какое-то сопротивление. Бурда лихорадочно размышлял: в принципе, цель, конечно, стоящая, при определенном везении подобные твари могли поражать «тридцатьчетверки» на вполне себе боевых дистанциях, так что уничтожить их, наверное, стоило. С другой стороны, этим его засада раскроет свое положение, придется менять позицию, а за это время черт еще знает, что может произойти. Тем временем гитлеровцы вышли на грунтовую дорогу, которая на этом участке была вполне проходима, и, похоже, собирались ехать дальше.