Развязка наступила неожиданно: утром первого октября майор построил командиров и спросил, кто имеет опыт службы, а желательно и боевых действий на танке Т–34. Петров немедленно шагнул вперед и, к своему удивлению, оказался в гордом одиночестве — остальные проходили службу на легких Т–26 и БТ. Приказ майора был прост: подобрать экипаж и оставаться в казарме Насчет экипажа старший лейтенант думал недолго — он у него был; Безуглый, последние не сколько суток сатаневший от урезанных тыловых рационов и хозработ, с угрюмым весельем занял место наводчика, слегка побледневший Осокин ответил, что будет рад снова возить товарища старшего лейтенанта. Наскоро попрощавшись с Турсунходжиевым, Экибаевым и Трифоновым, молодой командир отрапортовал, что его экипаж готов, не хватает, конечно, радиста, но тут уж ничего не сделаешь. Затем майор отобрал экипаж, воевавший на БТ–7, и, когда остальные отправились на полигон на занятия, сообщил шестерым танкистам интереснейшие новости. Оказывается, в Кубинке уже двое суток ждет отправки на фронт четвертая танковая бригада В связи с ее некоторой недоукомплектованностью руководство Главного Автобронетанкового Управления передает командиру один танк Т–34 и один БТ–7 из тех, что приписаны к полигону Не Бог весть какая помощь, но танков много не бывает. В связи с этим за товарищами танкистами сейчас придет машина, и все отправятся получать матчасть, знакомство с которой надлежит закончить в два часа дня. После чего товарищи танкисты перейдут под командование полковника Катукова и, судя по всему, отправятся на фронт.
Машины пришлось ждать почти час, Петров успел выкурить пять самокруток, Безуглый сунулся было знакомиться со вторым экипажем, но там народ оказался суровый, и панибратская манера общения москвича встретила суровую отповедь. Наконец у казармы остановилась раздолбанная полуторка, и через тридцать минут танкисты были у ангара, где их ждали обещанные машины. Рассмотрев как следует свой новый танк, старший лейтенант вполголоса выругался — «тридцатьчетверка» была, мягко говоря, не новая. Вместо грозного бивня пушки Ф–34, с накатником, убранным в тяжелые броневые плиты, из амбразуры торчало прикрытое литой маской орудие Л–11. В его полку на Украине было четыре таких машины, и Петров помнил, что на стрельбах у экипажей постоянно возникали какие-то трудности. С другой стороны, нельзя было не признать, что этот танк был куда красивее, чем «тридцатьчетверки» последних выпусков, и даже броня его казалась гладкой, словно тело какого-то морского зверя. — Шкурили они ее, что ли? — подумал вслух Петров, забираясь на башню. Осокин уже с головой залез в моторное отделение, подсвечивая себе фонарем, который он где-то успел то ли достать, то ли выменять, то ли стребовать. Безуглый обошел вокруг машины, отметив про себя, что «коробочка», похоже, побегала изрядно — резиновые бандажи опорных катков были истерты, гусеницы с истертыми до блеска траками слегка провисли.
— Сашка, не стой там барином, давай сюда, — крикнул из люка командир.
— Иду-иду, — проворчал Безуглый, для которого понятие «дисциплина» существовало только в присутствии ну совсем уж старших начальников.
Внутреннее устройство башни несколько отличалось от той, в которой он успел посидеть под Ребятино. Впрочем, его обязанности не изменились: старший лейтенант по-прежнему занимал место наводчика, а бывший радист заряжал орудие. Сержант, в общем, не возражал: Л–11 была сложнее, чем Ф–34, а его единственный опыт стрельбы по вражеской машине ограничивался лесной стычкой на пистолетной дистанции. Тем не менее Безуглый внимательно следил за тем, как старший лейтенант устраивается на своем месте, проверяет орудие и оба прицела. Кто его знает, как оно повернется в бою, и если управлять танком у него вряд ли получится, то уж отстреливаться он сможет.
— Радиостанции нет, — как бы между прочим заметил Петров.
— Да я знаю, — вздохнул москвич, — антенны нет, даже выход заварен.
Некоторое время они тренировались, осваиваясь в новой машине, и Петров внезапно подумал, что, может быть, завтра им придется идти в бой на танке, который они совсем не знают. Командирский прибор наблюдения в башенном люке был расположен настолько неудобно, что старший лейтенант вполголоса помянул вредителей и прочих врагов народа.
— Скоро узнаем, — мрачно ответил командир. — Не боись.
— Да я не боюсь, — задумчиво сказал бывший радист, нагибаясь, чтобы проверить, каково будет доставать снаряды из «чемоданов» на полу боевого отделения. — Я так, тревожусь слегка.
Хлопнул передний люк, внизу завозились, и мимо казенника на Петрова снизу вверх уставился мрачный водитель.
— Ну что, Васенька? — ласково спросил командир. — Давай, порадуй нас еще.
— Щас порадую. — Осокин свирепо шмыгнул носом и надолго замолчал. — В общем, так машина летать не будет.
— А что она будет? — как бы между делом поинтересовался сержант, прикидывая, из какого ящика будет выдергивать снаряды в первую очередь.
— Будет ползать.
— Ползать, значит… — Доставать было удобнее справа, Безуглый сполз вниз и принялся перекладывать бронебойные: — Как стремительный крокодил.
Не тянем мы с этой пукалкой на крокодила, — угрюмо сказал Петров, проверяя дневное освещение прицелов. — Ладно, давай на ходу его опробуем. После некоторого препирательства с капитаном, который передавал им машины, Петров получил разрешение использовать участок трассы танкодрома рядом с ангаром. Пятьсот метров — невеликое расстояние, но, по крайней мере, там были подъем, спуск и даже небольшая канава.