За нами Москва! - Страница 53

Умом Петров понимал, что такая проверка, наверное, необходима, но легче от этого не становилось. Боевой журнал батальона сгорел вместе с комиссаром Беляковым, на многих погибших даже не были написаны похоронки. К счастью, комиссар Васильев сохранил боевой журнал 328–й стрелковой дивизии, а в нем были, помимо прочего, отражены боевые потери танкистов, обстоятельства ранения Шелепина и гибели Белякова. Последний бой Петрова комиссар наблюдал с КП дивизии, о чем и доложил в своем рапорте, правда, он был уверен, что старший лейтенант погиб. Последним и, пожалуй, решающим доводом стало известие о награждении молодого комбата орденом Красной Звезды за бои 30 и 31 августа. По-видимому, представление написал и отправил в штаб корпуса Тихомиров, и в середине сентября в «Красной Звезде» в списках награжденных появилась фамилия старшего лейтенанта. Проверка была закончена, а через два дня танкистам вручили награды — орден Волкову, медали из штаба армии остальным. Комдив — танкист знал Шелепина и даже воевал вместе с ним на Халхин-Голе, поэтому две «Отваги» и три «За боевые заслуги» были доставлены в дивизию со всей возможной быстротой.

Танков в дивизии осталось три десятка, зато «безлошадных» танкистов скопилось полторы сотни. В июне их бы без разговоров отправили в окопы воевать пешим порядком, но теперь все было иначе, и двадцать первого сентября «лишних» бойцов и командиров построили в колонну и повели на ближайший полустанок Там они погрузились в четыре теплушки, которые прицепили к эшелону с оборудованием одного из бесчисленных эвакуируемых заводов и отправили куда-то на восток, имея в виду, что танкисты должны прибыть в Кубинку. Группу перекидывали от поезда к поезду, один раз они застряли почти на сутки, ожидая, когда теплушки прицепят к составу, идущему в нужном направлении. Начальник группы, тридцатилетний майор с обожженным еще в Испании лицом, отправляясь ругаться с железнодорожным начальством, обычно брал с собой Петрова — на двоих у них выходило два ордена Красной Звезды, одно Боевое Красное Знамя и две медали «За отвагу», и это иногда помогало. Впрочем, можно было нарваться на ехидное: «А что, ордена теперь за драп дают?», и тут уж приходилось стискивать зубы и повторять свое требование, понимая, что для постороннего человека все выглядит именно так: сто пятьдесят здоровых мужиков едут не на фронт, а совсем в другом направлении.

И вот наконец конечная цель их путешествия, здесь они получат новые машины, в крайнем случае — новое назначение, по крайней мере, будут при деле. Поезд понемногу замедлял ход, затем совсем остановился, потом послышался удар, лязг, и теплушки поехали в другую сторону. Народ в теплушках был уже на ногах, тут же выяснилось, что вагоны с танкистами отцепили от эшелона и теперь их куда-то тащит другой паровоз. Светомаскировка на неизвестной станции соблюдалась строго, не было видно ни огонька, и такое состояние полной неизвестности начинало понемногу нервировать. Состав снова остановился, паровозик отцепился и, свистнув что-то свое, паровозное, укатил в темноту, оставив вагоны ждать неизвестно чего неизвестно где. Встревоженные люди вглядывались в темноту, пытаясь понять, куда это их приволокли и что делать дальше. Внезапно с левой стороны показался огонек, словно кто-то закурил, и Безутлый немедленно заорал:

— Эй, отец, это что за станция?

— А тебе зачем? — отозвался из черноты хриплый и впрямь немолодой голос. — Ты сам вообще кто будешь?

— Кто-кто, конь в пальто, — разозлился радист. — Тебе что, сказать трудно?

— Слышь, старик, — начал заводиться горячий москвич, — я сейчас отсюда весь вылезу!

Внезапно чья-то крепкая рука взяла Безуглого чуть выше локтя и легко отодвинула в сторону, горячий сержант оглянулся, готовясь высказать все, что думает о такой наглости, и мигом прикусил язык

— Я майор Гвоздев, — спокойно сказал начальник группы. — Моя группа следует на сборный пункт, я прошу вас сообщить, что это за станция.

— А-а-а, так я за вами, получается.

В темноте щелкнуло, по насыпи заплясал луч света, и к вагону подошел высокий худой человек лет пятидесяти в железнодорожной тужурке и фуражке.

— Извините, что не к платформе, там раненых разгружают. Выбирайтесь, только осторожно, ноги не поломайте, на полигон уже звонили, за вами приедут.

Но за ними не приехали. Вместо грузовиков из поселка прикатил на мотоцикле сопровождающий, и танкисты, построившись в колонну, добрались до жилья своим ходом. Их разместили в двух бараках, и первый день бойцы и командиры занимались тем, что приводили свои новые казармы в жилой вид. Потянулись дни странного ожидания, Петров, да и многие другие полагали, что их вот-вот отправят на формирование новых частей или пополнение старых. Вместо этого танкистов заняли боевой учебой. Теоретические занятия проводили при Научно-исследовательском бронетанковом полигоне, где для этого был отведен отдельный ангар, огромное помещение не отапливалось, поэтому по утрам в нем стоял адский холод. Материальную часть изучали вместе, затем командиры отправлялись на занятия по тактике, а рядовой и сержантский состав использовался на различных работах. Больше всего Петрова в этой учебе раздражала ее бессистемность, он не понимал, зачем они целый день потратили на «Руководство службы танка Т–28», который уже два года как снят с производства, казалось, что командованию нужно просто чем-то занять людей. Старшего лейтенанта мучило состояние неизвестности, неопределенности своего положения — танкист считал, что его способности и опыт используются неправильно. Молодой командир неоднократно обращался к Гвоздеву с просьбой направить его в действующую армию, но майор знал не больше Петрова и после третьего рапорта просто приказал заканчивать с балаганом. На фронт хотели многие, хоть и не все, но у командования были свои соображения, так что всем предлагалось заткнуться и до остервенения изучать сорокапятимиллиметровую танковую пушку.